Довольно часто и постоянно мы принимали участие в так называемых гала-концертах, в просторечьи – солянках, где собирались коллективы как профессиональные, так и самодеятельные. Например, был случай, когда в самом начале концерта в Пермском театре оперы и балета в самом начале концерта после оперного певца во фраке с бабочкой, исполнявшего какую-то унылую, но громкую арию, на сцену выпихнули двух выдающихся исполнителей из КСП ППИ с высококачественными кунгурскими гитарами стоимостью 17 руб. 50 коп. Выдающиеся мы бодро доложили пузатому партактиву, что «хорошо толстым быть, хорошо быть большим, возвышаться над всеми на целый аршин» и закончили песню взмахом ноги с криком «Кий-й-я!». Люди в сером, охранявшие кулисы, несколько взбодрились, причем слушали и смотрели все это безобразие спиной к нам. Партактив, опечаленный таким началом, также оживился.
Именно тот концерт оставил во мне неизгладимое впечатление от балета. Па-де-де из чего-то там исполнялось (или исполнялся?) сразу после имитации карате. На сцену выбежали танцовщик и балерина, естественно, «то вместе, то поврозь, а то попеременно». Любовью к танцовщикам я никогда не отличался, поэтому все внимание обратил на балерину. Жена одного из моих друзей долгое время проработала «четвертым лебедем», поэтому мне хотелось рассмотреть вблизи - «как это делается». Делалось это даже при взгляде из-за кулис очень красиво.
Кто-то когда-то мне сообщил, что в балете есть только четырнадцать движений, все остальное есть их компиляция от лукавого, т.е. режиссера - постановщика. Девушка вполне замечательно их воспроизводила в различных сочетаниях и даже поначалу мне все это понравилось. Но стоило ей выйти за кулисы, как прекрасная Розалинда превратилась в загнанную лошадь из известного американского фильма. Пистолета ни у кого не было, поэтому балерина осталась жить с помощью бутылочки негазированной воды, вылитой не только в рот, но и на шею, руки, ноги и даже, по-моему, подмышки. Все это сопровождалось хрипением, сплевыванием в полунаклонном состоянии и тоскливым взглядом Холстомера – зрелище просто незабываемое. Далее стройная до жалости артистка впрыгивала в небольшой ящик с канифолью, где несколько секунд топталась, вздымая белое облачко, в буквальном смысле надевала на лицо широкую до ушей улыбку и бодрым шагом цапли выходила на замену партнеру - так несколько раз. С тех пор я не люблю профессиональный спорт.
Замечательный случай приключился в ДК имени Свердлова (ныне имени Солдатова). Партком-обком-студклуб направил наш ансамбль, как зарекомендовавший себя, опять же на гала-представление, посвященное очередному хахалетию комсомола. Встретил меня главреж указанного священного мероприятия Лев Иудович Футлик. Он сразу взял быка за рога.
«Олег!» - произнес он, заменив «О» на «А» , а «г» на «х». «Мне нужно двадцать человек!». «Ого!» - подумал я, но промолчал. Требование меня не очень удивило, поскольку Лев Иудыч был известен любовью к массовкам, во время которых толпы детсадовцев, пионеров, комсомольцев и румяных курсантов со знаменами маршировали вдоль, поперек и по диагонали зала, залезая и спускаясь со сцены, высовываясь из шекспировки, скандируя с балкона и так далее.
«С гитарами!» - продолжил он. «Грррм!» - крякнул я, с некоторым трудом представляя себе банду КСПшников, исполняющую «Зеленый поезд» Володи Ланцберга или, на худой конец, «Переведи меня через майдан» Сергея Никитина.
«В стройотрядовской форме!» - я воздел глаза к небу, проклиная всех родоначальников сего почтенного движения шабашников.
«Разной национальности!» - и на одном дыхании- «и чтобы все они стояли и пели песню про то, что «вотмытутстоимкомсомольцыстройотрядовцысгитарамиразной национальностинамтакхорошочтомытутпоемэту песнюпоздравляясхахалетиемвас!»
Это идиотское требование я не вынес, взбеленился и вообще отказался выступать, отвернулся и пошел. Меня догнали, вернули и начали переговоры в формате «три к одному», т.е. меня был один, а их – режиссера и ответработников - трое. В результате высокие договаривающиеся стороны пришли к трибоюдному соглашению. Согласно вновь утвержденному сценарию в течение первого отделения на сцене будет расположен костер, точнее, его имитация из вентилятора и красных тряпочек. Вокруг «костра» сидят четыре-пять человек в стройотрядовской форме с одной (!) гитарой и изображают «пять ребят у костра поют чуть охрипшими голосами». Главное, чтобы чуть шевелились. Кроме того, на сцене была палатка, наполовину скрывавшаяся за занавесом.
Представление началось. Продолжительность первого отделения была примерно два часа. Сидеть просто так долго никто выдержать не мог «и ни физически, и ни морально», поэтому было принято решение о поочередной замене поющих манекенов путем заползания в палатку одного и выползания на четвереньках другого, как в фильмах Чаплина. Но даже эти манипуляции надоели до чертиков. Тогда неугомонный свободолюбивый Валера Кокшаров сбегал за бутылкой и в палатке начали дружелюбно пить, по-своему отмечая великий праздник. Все было хорошо, пока очередная бутылка случайно не выкатилась на середину сцены. Инцидент, слава КСП, не был замечен (почему - стало понятно позже) и первое отделение кое-как отсидели. Ребята с радостью покинули нас, отправившись на чью-то квартиру, а мы – мы переоделись в концертную «форму» потому как выполняли роль бронепоезда на запасных путях в случае какой-либо заминки или отсутствия очередного исполнителя.
Концерт подходил к концу, когда к нам, твердо уверенным, что это безобразие прошло без нашего участия, подбежал Лев Иудович и произнес - «Стоять здесь, смотреть туда!». «Здесь-туда» – это на поворотном круге лицом в задник сцены. Зачем – не обьяснялось. «Внезапно, но вдруг» занавес был поднят и круг начал вращаться. Представьте себе четырех человек выезжающих на сцену непонятно зачем, с дурацкой ухмылкой и двумя гитарами. Чего делать – неизвестно, микрофонов-то нет! Вру, один был, но далеко и явно предназначен не для нас. С репертуаром тоже напряжёнка - не договаривались.
Тут на сцену продефилировала певица в длинном черном концертном платье и заиграл оркестр. Ух, чего он заиграл-то! «Родина! Тебе я песню пою! Родина! Тебя я очень люблю! ...» И так далее. Видели бы вы наши изумленные рожи! Но - делать-то нечего, надо держать марку. Улыбаясь и даже воодушевленно двигаясь, мы разевали рот, стараясь хотя бы гласными попадать в ритм, благо они в песне были довольно продолжительными.
Ладно, пять минут позора - и мы свободны. Однако талант режиссера все-таки показал себя во всей красе. В последнем припеве на первом ряду встал человек, одетый во фрак, и, повернувшись к сцене спиной, взмахнул руками. Что тут было! Практически весь зал, включая амфитеатр, два балкона и все остальное, кроме партера, встал и заорал так, что мы присели со страху –«Даааай мне такое деееело, чтобы сердце пеееело...». Оказывается, из девятисот мест в зале было только около ста слушателей в партере! ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ БЫЛ ХОР! Вот почему бутылку «не заметили».
Нам долго плевали в спину, и пусть икнулась нам идея Льва Иудовича Футлика, но я с ним здоровался после того. Все- таки режиссер.