Была в жизни клуба одна история, рассказывая которую еще 10 лет назад, я замечал, что у меня, уравновешенного, вообще-то, по жизни человека, начинали трястись кисти рук (медики могут прокомментировать)….

Городские фестивали на Ергаче, которые мы готовили уже как команда с расписанным функционалом, куча концертов на в вузах, на базах, слетах, в лагерях отдыха, в общежитиях и «в трудовых коллективах». И везде ощущение, что в залах и аудиториях те люди, которые пришли слушать, именно то, что поют и говорят со сцены. Да, так, наверное, и было.

Эта атмосфера породила и последствия – в долгих разговорах с Валеркой Кокшаровым начали вырисовываться  контуры экспансии самодеятельной песни по всей области. ( К слову – в Березниках, к тому времени, Городской КСП был не менее деятельной и творчески продуктивной бандой, чем КСП ППИ. – если Женя Бынов оттает – расскажет).

Сегодня уже не так важно, подкинула нам эту идею Люся Квятковская, работающая уже тогда в обкоме комсомола (рядом с Трутневым) или у самих щелкнуло, – предположили  мы, что будет крайне полезно, для культурного развития региона, если в малых городах Пермской области организуются клубы самодеятельной песни. Для этого, конечно надо было показать её во всей красе. Кому? – ну, наверное, руководителям культурных учреждений; а увидят – примут (или не примут), а кто спросит чего – организуем мастерские, где и растолкуем про особенности жанра.

            Городские фестивали организовывал горком ВЛКСМ, а интересы области представлял обком комсомола, и мы тогда предполагали (я предполагал), что логика принятия решений у горком и обкома – одинаковая. Оказалось, нет.

            С ребятами из горкома была (негласная) договоренность: они давали возможности, а мы ходили по краю идеологической дозволенности. Краем, думаю, было попадание песен Мирзаяна или Галича на конкурсный концерт. Впрочем, по-моему, цензурировать было некого, в концертном качестве их никто не пел.

            Люся уехала (а, может, и отправили, в командировку) и поэтому обсуждать детали надо было с человеком по имени Захаров. Большой, черноволосый, в обязательном сером пиджаке и галстуке, очень спокойный и, конечно, абсолютно ничего не понимающий в СП. Мы-то полагали, что надо хорошенько объяснить, детализировать и привести в свои соображения и планы в принятую в комсомоле форму. И отправлялся я на объяснение с Маринкой Ильиной и Галкой Куприяновой – дамами,  известными в узких кругах своей рассудительностью. Валерку не брали. Уметь думать и уметь объяснять чиновнику про творчество на чиновничьем языке – это разные вещи. Валерка придумывал, девчонки пытались объяснить. 

А вопросов, на которые надо отвечать было много: Что такое самодеятельная песня? Зачем её как жанр надо продвигать по всей области? Кого надо звать на это мероприятие? Людей? Коллективы? Какие признаки у них? Профессиональные?  Почему именно их? Кто будет судить конкурс? Почему не профессионалы в музыке – т.е. композиторы? Почему не профессионалы в стихах – поэты? Почему наши ансамбли не может судить руководитель ансамбля народной песни? Что значит профессионализм в самодеятельной песне?

            И это только общие вопросы. Не на все из них мы знали ответы. И пытались найти готовясь к этим встречам, как к схватке. Я даже Ленина сам начал читать, чтобы научиться ведению полемики (это сейчас магазины завалены методичками и Интернет есть) и вставлять в голову комсомольского работника в качестве аргументов партийные стереотипы.

            Там же ещё возникал целый пласт организационной работы – помещение, разрешения, приглашение, размещение, транспорт, гости, программа, аппаратура, запись, атрибутика, печать буклетов, оформление сцены… Невозможно было поверить, что  складно жужжащие студенты в состоянии не провалить мероприятие областного масштаба.

            Понимания не возникало. Мы пытались найти компромиссные варианты, но поскольку нас не понимали, а мы не могли понять, в чем засада у оппонентов  – компромисса не получалось. А уже объявленная дата приближалась.

            …Помню, как заваливались в клуб втроем или вдвоем, я бросал на скамейку папочку с бумагами, которые таскал на встречу и на «лестничном эффекте», продолжал спорить с Захаровым, нервно ища дырки в его позиции… Иногда, при этом, натыкался на печальные глаза Лехи Леонтьева, который, глядя на меня, грустил – «и ты Брут, продался большевикам…»

            Подробно, и по нескольку раз об одном и том же объясняя в обкоме, как надо проводить Областной фестиваль СП, мы изложили там, чуть не под запись, всю технологию его проведения. Понятно, что у столь могущественной молодежной структуры, как обком комсомола, не осталось сомнений, что все нити управления в их руках. Теперь мы могли сделать декорацию на сцену, буклет из литованых (ранее опубликованных) песен, могли выступать в конкурсе…могли придти на это мероприятие…всё. Остальное взялся делать обком комсомола.

            Но по мере приближения даты начала все больше направлений приходилось подбирать клубу – таким образом, мы, с нашими понятиями, оказывались идеологически изнасилованными – то, что мы сначала предлагали сделать быстро, правильно и на доверии к нам, пришлось делать в последний момент и под окрики появившихся начальников. Понятно, что проблема была в том, что мы не могли это бросить, поскольку оказались подперты своим словом и «отраслевой» репутацией. Как Троцкий считал, что надо держать в руках мосты и телеграф, обкомовцы до конца оставили в своих руках приглашение жюри и участников.

            Это была ситуация игры на собственную правоту, где ставки сторон шли на повышение. До самого первого дня.

            Первый день наступил.

            Утром в субботу мы с Иркой Пашковской заканчивали рисовать декорацию на сцену. Я, как всегда, придавал большое значение знакам и аллегориям, зашитым в образ мероприятия. И там, как раз, получилась на редкость удачная и лиричная эмблемка. Что-то с прорастающим листом – мы, несмотря ни на что, надеялись на правильные последствия мероприятия.

            В этот момент кто-то ввалился в комнату клуба.

            – Вы  еще ничего не знаете? – после таких подач обычно не звучит ничего хорошего.

Наверняка, в ответ мы пошутили. Тогда мы шутили постоянно. Но уже не помню как.

            – В  ДК начали прибывать участники. Знаете кто?

            …

            – Там  ансамбли народной песни с гармонями и вокально-инструментальные ансамбли…

            Ирка повернулась ко мне с кисточкой в руках и спросила с нехорошей интонацией:

            – Может , декорацию не повезем?

            Я, конечно, покрылся пятнами, как осьминог, поскольку всё понял. Практически до самого конца. И самого начала. Всё провалится. И мы будем виноваты. Это подстава. И уже неважно, специально организована или так сложилось.

            – Повезем. К нам претензий не должно быть.

            …Во ДК Гознака было весело. По холлу ходили немолодые женщины в зеленых концертных сарафанах с блестками, какие-то волосатые ребята с электрогитарами, тети и дяди с видом учителей – это были приглашенные из области работники культуры и среди этого праздника жизни – наши.

В глазах наших ребят читалось этакое недоверие к реальности. Такое можно увидеть у заболевшего диареей – глаза дрожжат – не знает человек, что будет последней каплей – звук или слово, когда  придется вскочить и убежать туда, где будет немного легче.

Дальше не было логики.

Только проплыли перед открытием мимо нас Захаров со своим начальником – Леновским. Мы кивнули друг другу. Было понятно, что они тоже всё поняли. И тоже до конца.

…Женщины из народного хора надели зеленые кокошники и вдохновенно запели «…разбрелись по России стада…(цитата из старых блокнотов)»… стуча на весь зал ударником, пел свои песни о любви сельский вокально-инструментальный ансамбль…пел песни мальчик в штанах, заправленных в сапоги, подыгрывая себе на гитаре с картинкой девушки на деке и звукоснимателем и … пела тетя с оперным голосом в черном платье, стоя у рояля с открытой крышкой …. пел дедушка, с редкими золотыми зубами, играя на гармошке - «трактористы, доярки и плотники и культурных связей работники…(это – цитата )»…

…И – среди этого Женя Матвеев, Фил с ансамблем, Дима Бикчентаев…

…Наши девчонки, истерично всхлипывающие от сдавленного смеха на задних рядах, и запах валерьянки… опустевший во время конкурсного концерта зал, в котором  остались сидеть участники – они были из области и не могли уйти домой…наша компания, собравшаяся в проходе и злыми голосами поющая «…нам слишком много вынести дано…»…член жюри, спросивший, «а что, Окуджава и песни пишет?»

…творческая мастерская, где директор Пермского хоровода сидел в президиуме и рассказывал всем (и, видимо, Диме Бикчентаеву - как надо писать песни)… чайхана, в подвале детского клуба в подвале башни на Слуцкой горе, где нас порвало, где соскочила пружина, которая сжималась весь день и мы ржали, как только могли тогда ржать – над всем, что уже произошло, над нашим дурацкими импровизациями, сопровождавшими чайхану, где Кокшалов был Оле-Лукое, а я – мальчиком Ялмаром, когда один просил, чтобы ему рассказали страшную сказку, а другой, конечно, с удовольствием это делал…

            При подведении итогов 1 Областного фестиваля самодеятельной песни Леновский – начальник идеологического отдела обкома ВЛКСМ в своем выступлении со сцены ДК Гознака обратил внимание на недостойное поведение отдельных членов КСП ППИ , но в то же время отметил, что дверь обкома всегда открыта для тех, кто готов к сотрудничеству.