Московские КСПшниники всегда отличались своей спецификой. В чем же она была? Я бы сказал, что в необходимости придавать значение несущностным деталям. Это как человек, считающий, что одежда играет ключевое значение… и как-то спорить сложно с этим...

Обычно это сложноописываемое, но всем понятное свойство называлось одним протяжным словом – «москвичиииии-и». При этом, у нас были друзья в столице и общение с ними нас не напрягало.  Но упомянутая странность присутствовала практически всегда.

А тут целый  московский слет.

И, с одной стороны, там, в Москве пасутся все барды, с другой – все московские клубы с упомянутой странной спецификой. И чего бы не поехать, если есть возможность?

Внимание к деталям в организационной части слета было обнаружено с самого начала: отъезд планировался единомоментный. Т.е. все 5000 человек должны были уехать одновременно. На 120 автобусах. Со стадиона в Лужниках. Чтобы представить себе, что это такое, надо понять, что расстояние между автобусами на трассе – примерно 50 метров. Немного арифметики и получается длина колонны – 6 километров. Типа, отсюда – и до горизонта. Нормально, чо…

Поскольку ночью, как обычно, пели в какой-то московской квартире, и почти не спали – проснулся, только когда автобус остановился. В оседающей желтой пыли мимо окон  шла бесконечная колонна людей с рюкзаками.  Эта разноцветная живая змея из любителей песни осталась на цветных слайдах того времени – ползла через поле,  отражалась в голубой, как майское небо, воде пруда.

… Поляна была подготовлена – уже были размечены улицы с веселыми названиями, стояли шутливые стенды, бегали какие-то скоморохи… вся колонна расползалась на  кучки, ставила палатки, все жужжало и мелькало.

«Внимание! Приглашаем на открытие слета!»

Наконец-то. Оказывается, открытием была общая сходка, где после торжественных речей у сцены подняли флаг фестиваля (он, по ходу застрял на середине высоченного шеста и одному ловкому парню пришлось на глазах нескольких тысяч человек лезть на столб и поправлять флаг). Потом была общая песня «Старая студенческая» и (совсем непонятно почему –  «Молитва Француа Гийома»). Ну, совсем странный выбор. Для хоровой песни… и, вообще, по тексту для слёта.

Зато потом был парад. Вот тут уж градус неадеквата зашкалил… С учетом того, что группы клубов объединялись в «кусты» – это был парад кустов.

…Шли люди, хором крича песню «Моцарт на старенькой скрипке играет…» на мотив «Вихри враждебные веют над нами», 

маршировали какие-то ребята под песню «Никого не будет в доме…» на мотив «По долинам и по взгорьям»,

путаясь в шинелях не по размеру, двигался  кто-то совсем непонятный и ничего не пел, но зато в этот момент комментатор весело кричал в микрофон: «на поляну выходят бойцы невидимого фронта»… все было очень странно.  Но, видимо, для местных – смешно и многозначно.

Концерта не было.

Мы вернулись в лагерь удивленные.

Остальная часть времени ушла на еду и поиски интересных песен. Еда была. А вот, песен в лагере не было. Т.е. были, но не пробило. Ни разу. Ни где. Ни у кого. 

             Ну, разве что десять мужиков хором  пели на «ла-ла»  куплет «Паромщика»… Тоже прикольно. Но, что-то не то.

Ну, разве что два парня, сидящие спиной друг к другу, и поющие каждый свою песню…

Зато вечером: «Внимание! Приглашаем вас на факельное шествие». Желающие поучаствовать стекались к вечернему пруду. Огни на другом берегу, красиво отражались в синем ночном небе. 

Слет был посвящен  40-летию Победы и, поэтому, было очевидно, что за прудом загорелись буквы  «40 лет»  (Буквально. Дрова. Огнем).   А вот когда на месте догорающей цифры «40» зажглась здоровенная огненная надпись «КСП»,  в толпе появились люди, которые были озадачены неочевидным соотношением размеров.   Мы – это минимум. Может ещё кто-то обратил внимание... 

Но ненадолго. Всё сгорело.

И вот тогда стартовало шествие – сначала давали факел, потом через 10 шагов  его обмакивали, потом ещё через 10  поджигали. Мы стояли в конце огненной колонны и видели, как ее начало шло по берегу пруда к догорающим буквам, отражаясь в уже черном пруду.

Факелы побросали в огонь. И вернулись обратно. Прикольно. Но песен так и не было.

Упорствуя в поисках, мы с Батицким обошли весь лагерь, но лехина удочка с микрофоном нам так и не пригодилась – писать было нечего. Всё не то.  Достойным оказался только соловей, отчаянно распевавший в кустах, прямо на фестивальной поляне. Его и записали.

 …Но, чего уж я так строго? Все-таки были песни, которые показались нам интересны. Жаль только, что мы их все уже знали – на маленькой сцене Филичкин вышел подыграть Васе Мешавкину: «… со второй-третьей строчки я начинал играть. При исполнении песни  "Пиратский фрейлехс" ( Аз охн вей кричали флибустьеры)  обнаглел и начал подпевать вторым голосом запев "Ай-яй, яй-яй-яй-яй". ОЧ даже ничего получилось».

Выступление Олега было незапланированным, проходило после очень тяжелого слётовского дня, но, почему-то, именно их дуэт попал на разворот популярного тогда журнала «Трезвость и культура».

            Правда, нас тогда уже было сложно чем-то удивить…